Чиёрд, нц не срослось, извиняюсь.

Кукла с оскаленным ртом, с острыми зубами - я люблю свою куклу.

Дождь идет. Джун смотрит в окно из кухни студии, жадными глотками вталкивая в себя воду. Сознание не контролирует жажду, он все еще в танце, пропитанным испанским духом, словно его майка потом. Он заглатывается и, скомкав, отшвыривает стаканчик.

Я с ней игрался в раннем детстве, я ее резал ножом на кухне.

Джихун идет по коридору и представляет в руке нож. Он ведет им по стене, звук отвратителен. С таким звуком нож должен царапать скуловые кости этих лицемеров. Он понимает, что до этих людей – штукатуреных скелетов – ему не добраться. Столько лет, столько работы, но они все также смотрят пустыми глазницами, в которые залито масло.

Я ей ломал руки-ноги и выкалывал красные глаза иголкой.

Джуна знобит. Адреналин схлынул, будто отливная волна, оставив в теле только чудовищную усталость и локальные боли. Вот сводит бедро, вот - мышцы спины. Ему хочется глотнуть свежего озонированного воздуха, рванув створку окна, впитывая всей кожей холодный воздух и дождь. Сначала нужно вымерзнуть изнутри до бесчувственности, до вечной мерзлоты, чтобы потом почувствовать все тепло от положенных массажа и двух глотков соджу.

Я ей вырезал ноздри, ногти, и вешал в ванной на бельевой веревке.

Джихун останавливается перед дверью. Это своеобразный ритуал. Он каждый раз с минуту стоит и слушает. Беззвучие за дверью каждый раз подтверждает его теорию, что желание кому-то что-то доказать у подопечного сильнее остальных чувств, сколько бы их ни было. Урок хоть и вкось, но пошел впрок.

Тибибо, потерпи немножко - неотложка в пути.

Джун молча разворачивается от окна. Сегодня не успел сбежать. Сегодня не успел переплавить нежелание маленького себя, который привычно сжался внутри, получать хлесткие удары по самолюбию в злость и целеустремленную отрешенность.
Там, за хлипкой перегородкой двери, притаился матерый зверь. Ли Чхансон еще два года назад раз и навсегда отучился вылетать за нее радостным лопоухим щенком:
- Хочешь, чтобы тебя уважали, сосунок, не смотри в глаза снизу вверх.
Теперь он вообще не смотрит в глаза, теперь он смотрит на два сантиметра вбок и чуть выше левого уха. И подозревает, что этим вызывает еще больше недовольства.

Тибибо, кукольная любовь моя, кукольной жизни рознь.

Джихун танцует как черт. Только черти и могут зажечь в тебе искру, которая не будет тлеть, а вспыхнет какофонией в мозгу, выжигая все низменные чувства. Завораживая, выталкивая восприятие за границы обычного. Не нужно ни декораций, ни музыки, ты уже сам в танце, как муха в паутине. Танец за жизнь, танец против смерти – так хищники дерутся за добычу, за самку, за ареал. Все мышцы работают, все движения естественны, одни инстинкты.

Кавалер орденов невинной крови, с ним походная кухня.

- Особое приглашение, сестренка?
До Ли Джуна доходит, что он стоит, тупо вылупившись на наставника. Рэйн снимает кожаную бандану и швыряет в него, попадая клепками в бровь. Начинает идти кровь, много крови.
- Танцуем, не отвлекайся.
Бесовы персональные тренировки сегодня обещают выжать из Джуна всю кровь в прямом смысле. Не звереть, не звереть, кулаки разжать.

Щипчики, скальпели, зажимчики... А ты сегодня будешь моей раненой куклой.

Джуна хватает на десять минут. Джихун сплевывает, проходя мимо скорчившегося на полу ученика:
- Осталось меньше недели до дебюта.
Рэйн уходит, а Джуна корчит от боли в вывернутой лодыжке. Поскользнуться на собственной крови. «Унизительно, не прощу, ненавижу», - стучит в висках. И не поймешь: то ли правда жгучая ненависть к наставнику и отвращение к слабому себе, толи от потери крови.
«Встань. Встать!» - внутренний мелкий человечек, слабак и трус, разевает пасть.
Джун деревянно копошиться на полу, как банальная марионетка с обрезанными нитями. За окном дождь превращается в ливень, в грозу, в светопреставление. Сумрак закрывает зал тенью, будто и не горят электрические лампы.

Раз, два, три, я - доктор Тибибо, а что у нас внутри, ну-ка?!

Джихун возвражается со спреем-заморозкой. В тайне он даже надеется, что подопытный наконец-то сломался, что надежды разрушены и можно отступить. Не рыпаться, пытаясь вырастить оружие против этих зажравшихся людишек. «В пищевой цепочке шоу-бизнеса артисты в самом низу», - разрушить, разорвать в клочья, уничтожить.
У Рэйна чешутся руки, зудит и зудит в голове навязчивая идея разбудить в этом щенке озлобленного волка.

Четыре, пять, шесть, и ты внутри такой же, как и все. Фу! Скука!

Ли Джун все оскальзывается и оскальзывается. Как пьяный, как немощный. Лежа на спине, смотрит на измазанную руку. Пальцы кривятся и дрожат, глаза закатываются, сознание меркнет, но он настырно вытаскивает себя из болота забытья, перекатывается на живот и начинает отползать на более чистое место.
- И долго ты собираешься возиться в этом дерьме, как последний навозный червь?
К лицу подкатывается баллончик обезболивающего, противно стукаясь по лбу.

Тибибо, не кричи напрасно, просто здравствуй еще один.

Рэйн, кривя губы, прислоняется к зеркалам. Ну, звереныш, посмотри в глаза, попроси помощи. Можно молча, он поймет, протянет руки и забудет эту затянувшуюся бесполезную игру. Как страшный нездешний сон. Джихун вспоминает, что он был таким же и усмехается – ему было проще, он сам себя ломал. Где получалось. Где самость, ядро личности, отрыгивала навязанные искусственные изменения, доводя разум и тело до истощения и психозов, там Рэйн учился маскироваться. Мимикрировал, сливаясь с массой загнанных, добившихся эфемерной славы, но не имеющих ни достаток, ни здоровья звезд. Ранняя пенсия инвалидов с выходом в неизвестность – милые поклонники забудут на второй день, распустив слюни на свеженькие лица и тела.
- Подъем, слабак!

Тибибо, кукольная любовь моя, кукольной жизни рознь.

Джун искоса поглядывает на наставника. Перед глазами муть, и фокус теряется. Сесть. Через вечность нащупать спрей. Через две снять колпачок. Через три завалиться назад.

Раз-два-три-четыре-пять-шесть, я - Тибибо, хочу вас всех съесть.

Рэйна как прорвало. Дошло, что с пацаном все серьезно, что это не из-за царапины или вывиха.
- Засранец, ты увеличил нагрузки?!
Джихун трясет Джуна, хлопает по щекам, пытаясь привести в сознание. Спекшаяся кровь на глазах не дает разлепиться ресницам. В узких щелках мечутся расширившиеся зрачки, скрывшие под собой радужку. Джун хрипит, пытаясь оттолкнуть поддерживающие руки.
- Прекрати трепыхаться, глупый молокосос.
Джихун пытается поднять сопротивляющееся тело, но, поскользнувшись на грязном полу, падает сам, больно стукнувшись затылком.
Рядом шевыряется Ли Джун, надавливает ладонью на его живот, пытаясь подтянуться поближе.
- Заткнитесь, Наставник, – шипит, вперившись колючим бездонным взглядом, Джун.
- Ты?.. – Рэйн от изумления не знает, как одернуть взбунтовавшегося ученика, который уже несколько лет безропотно терпит муштру, повышенные нагрузки и оскорбления. Да, Чон Джихун настолько привык, что даже не подготовился к такому повороту событий.
Джун неуклюже впивается в губы Рэйна, рвет их в жажде крови и отмщения, а Рэйн, осознав, пытается смеяться. Джун не дает, завоевывая языком новые глубины, стукаясь зубами о зубы. И дальше становиться уже не так смешно, наконец-то до Джихуна доходит, что из наивного щенка вырос не волк, а лисица.
«Эксперимент можно считать завершившимся удачно», - удовлетворенно думает Джихун, подминая под себя Джуна и целуя в ответ – заслужил.

боже, как жесток мир.
фраза про лисицу умопомрачительна!
спасибо.

господи, автор, это шикарно ♥
вот просто - шикарно, и все ♥

gdgdminnie, фраза про лисицу умопомрачительна!
будете смеяться, но только сейчас узнал, что Рэйна Лисом кличат, а Чуни Маленьким Лисом.
пожалуйста)

Гость, спасибочки!

а кто автор заявки?